В последнее время вдруг стало модно говорить о конце 80-х и 90-х с улыбкой и восторженным придыханием. Люди вспоминают, как спешили поменять свои ваучеры на акции «Хопер-Инвест», заряжали воду через телевизор, выстраивались в огромные очереди за «выброшенными в магазин» сапогами и хором пели про перемены, которых так требуют их сердца. Казалось бы, что в этом радостного, но нет — ностальгия! Кстати, вернуться в прошлое еще как возможно: для этого достаточно заглянуть в Музей современной истории России, где экспонируются артефакты тех времен. Малиновых пиджаков там, конечно, нет, зато можно потрогать трибуну, за которой Борис Николаевич клялся в верности стране, посмотреть на изрешеченную пулями дверь Белого дома и вспомнить жвачку Love is, фантики от которой почитались тогдашними первоклашками за настоящее богатство.
Мои личные воспоминания о 90-х почему-то больше грустные. Это — журнал «Костер», постоянно печатающий истории о беспризорниках, из-за чего будущая жизнь казалась сплошной «полосой отчуждения», и самый большой обман детства — пролетевший мимо кортеж с Ельциным. Приехав в наш город, президент должен был сажать деревья, однако дорогие машины лишь посигналили ожидающей их малышне и красиво скрылись вдали. Такое же ощущение несбыточности и от этой выставки. Вы словно отправляетесь на 20 лет назад и одно за другим вспоминаете события того времени.
На полу — рисунки американских детей, желающих своим русским сверстникам мира и добра, на стене — огромный экран, на котором Ельцин на фоне поблескивающей шарами новогодней елки произносит «Я устал, я ухожу». Как рассказывает ведущий научный сотрудник музея Александр Фролов, пространство зала заполнено таким образом, чтобы гости выставки могли не только увидеть интересные экспонаты, но и проследить за хронологией происходящих в стране событий.
Пожалуй, одна из самых интересных вещей — это трибуна, за которой Борис Ельцин, положив руку на грудь, приносил присягу во время вступления в должность президента РСФСР. На вопрос, можно ли за ней постоять как будущий начальник страны, Александр смеется и говорит, что нет: как-никак это уже раритет. Есть и альтернативный вариант — стол и кресло, которые стояли на сцене во время инаугурации Горбачева на III Съезде народных депутатов СССР в марте 1990-го. Такие украсят даже самый изысканный интерьер!
К слову сказать, музей оборудован по последнему слову техники. Инсталляции, антуражные сцены, сенсорные экраны с возможностью самим полистать интересные документы или фото — он полная противоположность учреждениям культуры с запахом тоски и ветхости и печальными бабушками-смотрительницами.
Один из самых интересных разделов называется «Гласность» и пестрит всевозможными афишами. Вот плакат нашумевшего в 80-х фильма «Покаяние», который несколько лет не пускали на экраны, пока в ситуацию не вмешался первый секретарь ЦК Компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе. Слишком уж острой казалась тема, раскрывающая перед зрителем природу диктаторов всех времен и народов, слишком тупиковой — попытка показать социальное зло. А вот — реклама так любимого «Курьера», который когда-то раздирали на цитаты («Да, это возрастное. Мы перебесимся и будем такими же, как вы» — помните?) и соловьевской «АССЫ». Есть и смешное. Например, плакат художника Ваганова «Здравствуй, племя молодое», покрытый пропагандистскими лозунгами вроде «Рок против наркомании» или «Рок за перестройку». Причем кто изображен на нем, непонятно. В музее предполагают, что Цой, хотя на Цоя ну совсем не похоже. Скорее, что-то среднее между молодыми Кинчевым и Кипеловым.
Но дальше уже не до смеха. Мы оказываемся в 91-м и пересчитываем продуктовые карточки. На сахар есть, на крупу — тоже. А еще на маргарин и на мыло. И рядом с этими суровыми талончиками как-то уж совсем болезненно смотрится адресованное кому-то послание из Австрии с полным перечислением отправленного в качестве гумпомощи: «Милая семья! Сылаем (высылаем. — Примеч. Daily Storm) вам этот пакет...». Судя по всему, отправлявшая его фрау сильно переживала, дойдет ли он до России в целости и сохранности.
Столь же сильное впечатление производит увиденный в электронном киоске снимок Ростроповича с «калашом». Кадр был сделан в разгар августовских событий 1991 года на Пресне.
«В ту ночь я бродил по Белому дому и увидел, как в радиостудии, где Мстислав Ростропович ждал своей очереди выступить, у него на плече уснул охранник Юра, а Ростропович взял у него с колен автомат и держал. Я сделал фото, — вспоминал потом его автор Юрий Феклистов. — Этот снимок мы напечатали в «Огоньке», и на следующее утро Юра Иванов проснулся знаменитым. Я не ожидал, что эту фотографию запомнят и сделают символом тех дней. Я потом говорил с Ростроповичем, он признался, что вообще в первый раз держал автомат Калашникова. В ту ночь ходил слух: «Сейчас нас будут штурмовать». Честно скажу, страха никакого не было, все были уверены, что все разрешится в нашу пользу, потому что мы хотели жить».
Вообще, теме августовского путча 1991-го, наверное, можно посвящать отдельную выставку. Экспонатов хватит. Здесь и чайники, и котелки, которые москвичи приносили к Белому дому, чтобы продержаться как можно дольше, и даже бутылки с зажигательной смесью. Особенно ценные раритеты — телевизор с приделанной к нему телефонной трубкой и щит с надписью «Солдаты, не стреляйте в своих братьев!»
Если 91-й еще был годом надежд на молодую демократию, то последующие стали временем проверки на прочность. Страну штормило. Правительственная чехарда и радикальные экономические реформы все больше приводили к обнищанию россиян.
«Ну вот давайте сравним на примере обычного проездного на месяц для пассажиров метро, — предлагает наш сопровождающий, показывая на один из стендов. — В 1991 году его стоимость составляла шесть рублей, в 92-м — 20, в 93-м — уже 120».
«А теперь посмотрим, что было в 94-м, — продолжает он. — Стоимость месяца поездок — шесть тысяч рублей!»
О переломном 93-м сейчас можно говорить много и столь же много философствовать. Кто-то вспоминает о нем как о времени хаоса и краха прежних ценностей, кто-то называет шансом выйти за прежние рамки и открыть новые возможности, кто-то рассказывает о накинувшейся со всех сторон свободе и новых музыкальных открытиях. Сколько же девчачьих слез было пролито по тем же солистам группы «Агата Кристи», взорвавшим страну песней «Как на войне»! Но стоит взглянуть на музейные экспонаты того периода, как все эти ностальгические моменты рассыпаются в прах. В реальности 1993-й — это массовые продажи ваучеров, за которые, как утверждалось вначале, можно было получить две машины «Волга», а на самом деле — сходить в магазин за хлебом, да какой-нибудь «Хопер-Инвест». «В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка. <...> Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом», — так потом будет вспоминать об этом периоде Анатолий Чубайс.
А еще 1993-й — это тот самый «Черный октябрь» как следствие противостояния двух самых серьезных на тот момент сил: с одной стороны — президента Бориса Ельцина, правительства и части народных депутатов и членов Верховного Совета, а с другой — противников их социально-экономической политики. Не менее 157 убитых, 384 раненых — сейчас это лишь цифры, тогда — кровь.
«Чтобы оценить масштаб трагедии, можно посмотреть на этот экспонат, — предлагают нам, показывая на изрешеченную пулями стеклянную дверь. Когда-то она находилась в Белом доме, теперь — в музее. Чтобы помнили.
Интересный момент: когда прогуливаешься по залу, появляется странное ощущение лабиринта, из которого ты хочешь, но никак не можешь выбраться. И в этом тоже свой символизм: именно таким был путь России в, как сейчас модно говорить, лихие 90-е. Были ли они хорошими? Нет. Были ли плохими? Тоже. А может, по ним скучают, потому что у людей вдруг появилось главное — право на надежду? Ведь любые изменения всегда сулят еще и веру в то, что скоро будет лучше. Надо лишь перетерпеть, надо лишь чуточку подождать...