18+
Запорожская атомная электростанция перешла под контроль российских сил в марте 2022 года. Несмотря на угрозу радиоактивного загрязнения, станцию продолжают обстреливать. О непрекращающихся атаках со стороны украинских военных 26 апреля, в 37-ю годовщину со дня аварии на Чернобыльской АЭС, заявили власти Запорожской области. Ликвидатор последствий катастрофы в Чернобыле Лев Бочаров в интервью с Daily Storm выразил надежду, что современные системы ПВО над ЗАЭС уберегут станцию и граждан от аварии, и призвал прекратить обстрелы.
Лев Бочаров был главным инженером и руководил строительством саркофага «Укрытие» над четвертым энергоблоком Чернобыльской АЭС после аварии с сентября по декабрь 1986 года. Это заключительная смена по ликвидации последствий аварии.
— Что поменялось на Запорожской атомной электростанции, после того как она перешла под контроль российских сил?
— Сейчас Запорожскую АЭС эксплуатируют и отвечают за все «Росатом» и Государственная корпорация по атомному надзору (ГАН). ГАН — очень строгие, и за любое нарушение, которое может к чему-то привести, сразу останавливают работу АЭС, пока ты не выполнишь их требования, причем нужно выполнять их в их присутствии. Сдаешь ты все это дело под расписку, тебе дают документ, и после этого ты имеешь право снова эксплуатировать объект.
Даже чтобы где-то положить бетон — должен быть обязательно представитель ГАНа. В его присутствии все укладывается, он видит, как сделано. Он подписывает этот акт наравне с проектировщиком, конструктором и исполнителем, который укладывал бетон.
Очень строго. Там в этом деле в России полный порядок. Если кто-то как-то накосячил — наказание неминуемо. Если ты что-то сделал неправильно, злонамеренно или незлонамеренно, — ошибку в атомной промышленности можно и веками не исправить.
— Как вы считаете, почему продолжаются обстрелы ЗАЭС, несмотря на угрозу катастрофы и призывы всего мирового сообщества остановить их?
— Они (украинская сторона. — Примеч. Daily Storm) все время стреляют, каждый день! И каждый день диверсионные группы стараются нащупать слабое место и прорваться туда. Смысл какой: если они займут станцию — стрелять по ней нельзя, нельзя выбивать их оттуда. И тогда они будут диктовать свои условия, а если их не выполнить, то взорвут АЭС. Для приличия один блок взорвут, и ничего не будет, но они покажут, что могут взорвать. <...> Они говорят, что борются за свой народ, за территорию, но если они взорвут АЭС, там люди не смогут жить.
Поэтому сейчас там все меры безопасности усилены, воздушное пространство прикрывается. Реактивной системой залпового огня HIMARS они не смогут попасть — их перехватят ракеты. Но смогут найти возможность, если захотят. И тогда будут не то что украинцам, а всему миру, всей Европе последствия.
— Нужно ли построить саркофаг, специальную установку-укрытие, чтобы усилить защиту ЗАЭС? Что еще можно сделать, чтобы повысить защитные меры?
— Строить саркофаг на ЗАЭС не нужно — там все достаточно прочное, защищенное. Это то же самое, как если бы над кастрюлей с крышкой поставить сверху еще тазик. Этого не нужно.
Нужна противовоздушная оборона, но там все уже сделано. Наши сделали оборонительную линию, за которую мы уже не отступим наверняка. И войска, и артиллерия там, и средства ПВО там самые современные, конечно. Там и купол рассчитан на падение самолета с высоты, чтобы с АЭС все оставалось нормально, и так далее. Тут уже самое главное — удержать станцию.
Даже если что-то (из снарядов. — Примеч. Daily Storm) попадет в хранилище — то, что стоит на улице, такие бетонные сооружения, в которых хранится отработанное топливо, — то это будет только локальное заражение.
— Как вы думаете, может ли миссия Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ) помочь безопасности на станции? (Представители МАГАТЭ в сентябре 2022 года прибыли на ЗАЭС. Они называли своей целью контролирование ситуации на станции и принятие необходимых мер, чтобы обезопасить Европу и весь мир от возможной катастрофы. В прошлом году в МАГАТЭ сообщали о планах учредить постоянную миссию на ЗАЭС)
— Раньше МАГАТЭ была независимой организацией. Они не смотрели на просьбы и указания руководителей государств, международных организаций или всемирно известных ученых. У них было свое мнение, свои нормы, инструкции. Они в соответствии с этим все проверяли и давали объективную оценку.
А в настоящее время все политизировано. Из МАГАТЭ прислали на Запорожскую атомную электростанцию рядовых людей, их запугали. Они, вместо того чтобы передавать объективную обстановку и говорить, кто обстреливает станцию и как, все дурака валяли. Кто стреляет? Откуда снаряды летят? Даже если ракета в землю летела — видно, куда направлен ее хвост!
А они даже такие вещи не подтверждают — кто именно стрелял. То есть они политизированные. Запуганы своим руководством. И точной картины они никогда не подтвердят.
26.04.1986
26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошел взрыв, полностью разрушивший реактор. Льва Бочарова назначили главным инженером УС-605 для ликвидации последствий аварии. Смена Бочарова продолжалась с 16 сентября по 2 декабря 1986 года. Тогда проводились монтаж металлоконструкций, укладка бетона, перекрытие реактора и сдача саркофага — объекта «Укрытие».
Бочаров вспоминает про свою работу и рассказывает, что по истечении 1987 года доза излучения на Чернобыльской АЭС уменьшилась в 2-2,5 раза. А в 1990 году — уже в 10 раз.
«Меня как главного инженера посылали определить, какая там доза излучения. Я прикидывал, сколько я там мог находиться, но при этом работу свою я все равно должен был выполнить. В 1986 году допустимая мощность дозы гамма-излучения была пять рентген в год для представителей атомной промышленности. То есть я мог примерно минуты три-четыре там находиться. Но я получил сразу семь рентген — полторы годовых нормы. Потому что там было излучение 400 рентген. Человека не пошлешь, а главного инженера можно послать. Я был первым и должен был принимать решения (по строительству саркофага. — Примеч. Daily Storm), а после меня уже шли туда тысячи людей, другие сотрудники», — говорит он.
Инженер добавляет, что сотрудники-ликвидаторы бегали до места работы и могли оставаться там и трудиться только очень короткое время из-за сильного излучения. Поэтому ликвидацией занималось очень много людей: «Ты можешь работать всего одну минуту, ты должен добежать и обратно прибежать до места — это уже может быть 400 миллирентген. Значит, останется всего лишь 600 миллирентген на работу. Успеешь ты там все сделать или нет?»
Доза излучения в 25 рентген считалась тяжелым ранением. «А у меня за первый месяц было 25 рентген, — отметил Бочаров. — А дальше уж я и дозиметр не брал с собой... Он у меня на память остался, дома лежит».
«Там не как на войне, где попала пуля — и ты ранен, — поясняет он. — А там ты только вышел из чистого помещения, и тебя сразу начинает радиация убивать. Сразу! Независимо от того, ребенок это, женщина беременная, министр или академик — все получат одинаково. Только выйдешь, стоит дверь открыть — все! Как в воду бросить — все сразу мокрые».
