18+
Картина «Брат 3» Валерия Переверзева должна была выйти на экраны российских кинотеатров уже завтра 23 ноября. Однако 17 ноября по неизвестным причинам Минкульт отказался выдавать фильму прокатное удостоверение, тем самым сорвав премьеру. Незадолго до этого нам удалось пообщаться с российским рэпером Давидом Нуриевым, более известным в народе как Птаха, который сыграл в картине отвязного бандита. Об отличии произведения Переверзева от балабановской дилогии, о патриотизме, цензуре и политике — в интервью Daily Storm.
— Давид, вы снялись в фильме Валерия Переверзева «Брат 3». Я посмотрела трейлер. Признаюсь, ожидала увидеть отсылки к Балабановским фильмам, но я как рядовой зритель так и не поняла суть картины Переверзева… О чем она?
— Невозможно снять продолжение «Брата» именно в той концепции, которая была. Во-первых, время другое совершенно. Во-вторых, нет Бодрова. Все. Это конец той истории. Потому что того «Брата» без Бодрова снять нереально, даже если собрать весь состав. Те две части тянул Бодров. Сухоруков имел второстепенное значение.
Этот «Брат» о другом. Это не фильм ради фильма. Переверзев подошел к этой картине совершенно по-другому. Он сделал художественное авторское кино, которое на данный момент очень много критиков — не «критиков», которые там на диване сидят, а действительно критиков! — оценили, посмотрели, сказали: «Это очень круто, такого кино в России не было уже давно». Это то российское кино, за которое не будет стыдно. Даже если ты не оценишь, например, смысловой нагрузки и не поймешь ее, скажешь, что круто снято. Это надо смотреть.
Честно признаюсь, я до последнего, буквально до позавчерашнего дня, боялся. Был большой прессинг со стороны людей, большая ответственность. Хотя я просто актер, но я друг Валеры, и так как я снимаюсь там, на меня тоже налетело огромное количество людей. Думали, что я заменить пытаюсь Бодрова. Это не так! Даже близко этого нет.
Основной посыл этого фильма — любовь. На что люди готовы ради любви, как это происходит. Это пять новелл, объединенных в одну историю. Да, это не блокбастер с космическими кораблями, человеками-пауками и так далее. Это не об этом. Это кино для людей, которые любят фильмы. Например, как «Левиафан». Это андеграундное кино. Где-то есть над чем поплакать, где-то есть посмеяться. Я думаю, там каждый увидит себя.
— Как к вам пришла идея принять участие в съемках «Брата 3»?
— В один момент Валера предложил заехать к нему на Арбат. Тогда у него был там Музей истории телесных наказаний. Приехал и он говорит: «Я буду снимать кино». Говорю: «Какое кино?» — «Брат 3».
Были предложения разным рэперам, но они такие: «Не-не-не, с «Братом» связываться не будем». Одному вообще сказали, что это филькина контора. А потом спрашивали: «А так можно было?!»
Переверзев, оказывается, уже написал роль под меня. То есть он увидел героя в своей голове, в своем сценарии, и этим героем оказался я. Основываясь на том, что он обо мне знает, моем поведении, мимике. И он мне говорит: «У тебя есть фотка в черном кожаном плаще, в черной шапке. Нужна эта одежда».
Я очень боялся не оправдать его надежд, правда. Спрашивал, может, пробы какие-то сделаем, посмотришь… Приезжаю в Тамбов — у нас там был кастинг, пробы. Говорит: «Все, ты утвержден». После съемок ко мне уже подошел Оливье, актер французский, говорит: «Ты просто молодец! Так отыграл!»
Позавчера посмотрел кусочек со мной и думаю: «Ну это же пипец!» Мне говорят: «Ты не понимаешь». Говорю: «Ты посмотри, я же изморозь какую-то играю!» — «Ты должен быть изморозью!»
— А как проходили съемки? Есть запомнившиеся истории со съемочной площадки?
— Когда мы приехали в Тамбов, было очень холодно. У нас не было разрешения снимать около тюрьмы. Мы приехали, Валера всю съемочную группу отправил, осталась только машина, одна камера, которая двигается на подъемниках. Мы говорим: «Что ты делаешь?!» — «Все нормально». Когда уже отсняли, уехали из этой точки, спросили, что это вообще было. Оказывается, у нас не было разрешения снимать около тюрьмы. Я говорю: «Ты с ума сошел?! У нас проблемы могут быть! Это тюрьма, ты хочешь, чтобы мы прям здесь, в Тамбове остались?» Мне кажется, Валера очень любит делать то, что нельзя, но в рамках допустимого.
Однажды я ждал Диму Сафронова, и подходят два полицейских. А там уже грузят всю съемочную историю. Спрашивают: «Ваши документы. Что вы тут делаете?» Я говорю: «А вы что делаете? Это территория отеля, вообще». Короче, начался закусь, мы чуть не подрались с сотрудникам полиции. Потом его друг говорит: «Слушай, оставим их в покое, пойдем отсюда». В общем, два сержанта решили показать, какие у них стальные причиндалы.
У нас Дима Сафронов очень быстро водит, и я ему говорю: «Не гони». А он: «Все нормально». В итоге нам навстречу вылетает фура, говорю: «Дима тормози!», а он дает газу. Говорю: «Мы умрем!», а он: «Все нормально». А сам бледный сидит за рулем. Были здесь и неприятные моменты, но это уже другая история.
— По сути, вы играли самого себя?
— Я играл самого себя раннего, я был таким давно. Сейчас я законопослушный гражданин, семьянин, у меня мама, дочка, жена, две собаки, работа, музыка. (Смеется.) Иногда во мне просыпается желание разбудить этого персонажа, потому что люди путают доброту со слабостью. Но я стараюсь сдерживать себя.
— Есть мнение, что картина «Брат 3» была названа так по просьбе инвестора. Вам известно, кто инвестор?
— Я не знаю, кто инвестор. Была такая история, что Минкульт утвердил этот сценарий с таким названием. Валера хотел поменять название, назвать не «Брат 3», если я не ошибаюсь, но Минкульт сказал, что уже нельзя. Там ничего такого не было. Это был просто такой творческий шаг Валеры — взять и поменять название.
— Смотрели фильмы «Брат 1» и «Брат 2»? Как относитесь к персонажу Сергея Бодрова?
— Конечно, и «Брат 1», и «Брат 2», мне кажется, раз по 20 каждый. Мы в молодости даже копировали какие-то словечки оттуда.
Давайте смотреть правде в глаза. Мы убираем фразу «Сила в правде!» и получаем персонажа, который не любит нерусских, дружит с нацистами, не любит негров, валит всех вокруг, спит с чужими женами, у которого брат невменяемый. То есть мы получаем такого типичного отмороженного бандита, наглухо беспредельного. И тут появляется фраза, которая обнуляет все грехи этого персонажа. Мы убираем эту фразу — это зло, добавляем — добро. Поэтому этот герой имеет сторону. Но таких на тот момент было много людей на самом деле. Может быть, не настолько отчаянных и бесстрашных, но были.
Например, был Миша Губа из Капотни, царствие ему небесное. Вот он был примерно таким. И когда его сравнивали с Данилой из «Брата», ему это льстило.
— Когда мы последний раз с вами встречались, вы вернулись из Донбасса с реперами 3022 и QDR. Планируете еще туда поехать?
— Я планирую не на днях, но хочу на следующей неделе отправить друзьям матрацы, раскладушку в часть. Ну и, конечно, после Нового года я обязательно туда поеду. Я поеду туда еще раз, еще раз и еще раз, буду туда ездить. Я не могу купить, к сожалению, бронеавтомобили и танк, но что-то я могу туда закинуть. Чем могу помогаю. Это моя страна, это мой дом, где живут мои близкие. Если я сам не воюю, я буду помогать тем, кто делает это. Я считаю, что это моральный, гражданский долг, долг любого нашего соотечественника. Кто-то может отправить 100 рублей, кто-то может отправить 100 миллионов, а кто-то — просто сидеть в «Майбахе» и жрать, пить и ничего не отправить. Каждый по совести. Мне кажется, я делаю правильно.
— А когда вы первый раз приехали туда?
— Первый раз я поехал в 2016 году. Позвонили, предложили концерт в Донецке. Я даже не думал. Мне тогда позвонил Паша Морозов, говорит: «Поедешь?» Я отвечаю: «Да». Он говорит: «Сколько денег?», а я ему: «Без разницы». Некоторые двойную цену заламывают, а мы даже срезали.
Помню, приехал туда однажды и не туда уехал. Два километра не доехал до хохлятской позиции, а там сидели то ли правосеки, то ли кто. Как-то проехал мимо блокпоста, остановились с Андреем 3022 (он играет, кстати, главную роль в фильме «Брат 3»), поехали по навигатору. Вылетаем, а там блокпосты, стоят с автоматами, танками, «Мерседес» носит туда-сюда, мы все в грязи, машина в грязи. Приезжаем уже в отель, нас спрашивают, где мы были. Оказалось, в двух километрах от того места, где мы проехали, украинцы стоят.
Помню, ехал один в Крым недавно, заехал в Донбасс, там начали бомбить город. А я только лег спать. Лежал в ванной вместе с собакой, как в фильме «Я легенда», пока все бомбили. Потом я лег спать, очень спать хотел. Прибегает Федор и говорит: «Ты чего, живой?» Я говорю: «Мне это надоело! Сколько можно, когда это прекратится?!» Там хорошие люди, смелые. Помнят и знают, что такое мужчина, женщины знают, что такое женщина. Что такое ждать и любить.
— Звучит страшно… Какие у вас впечатления от поездок в ДНР?
— Впечатлений масса! Хорошие впечатления. Иногда, правда, бывает страшно. Был один момент… Мы сидим в ресторане с парнями, которые «Азовсталь» брали, и вдруг я слышу звук какой-то штуки. И они такие — раз и побледнели. Непонятно — от нас туда или от них сюда. И звук… новый. Меня просто пацанское «пацаны не поймут» остановило. Еле удержался, чтобы не упасть на пол и начать кричать: «Мы все умрем, нам наконец!» Я говорю: «Игорь, что это было?!» А он: «Я не знаю, первый раз такое слышу».
Есть все эмоции, кроме одной — чувства покоя. Ты постоянно ходишь, постоянно слышишь, смотришь наверх, потому что может прилететь птичка. Люди ходят, гуляют, целуются в парках, дарят друг другу цветы, просто живут. Последний раз мы поехали, были в баре, там две девчонки работали. Одной 19, другой 20 лет. Я говорю: «Девчата, вам не страшно?» — «Что?» — «Ну вот, бомбят!» — «Мы привыкли». И я понимаю, что они живут так большую часть своей жизни. Для них это норма, они не знают другой жизни. Это кошмар, ужас. Надеюсь, это скоро закончится. Наши, наконец, заставят этого невменяемого закрыть пасть и перестать орать «дай, дай, дай».
— Раз уж заговорили про Зеленского, как относитесь к нему?
— С презрением. Баллотировался вроде с голубями белыми, а пришел с ястребами. Это двуличие. Подлый человек, который занимается геноцидом собственного народа, который не понимает, что значит любовь к собственной стране. Человек, который заставляет людей говорить на языке, на котором они не хотят говорить. Человек, который не имеет ни стыда, ни совести, ни чести. Это не лидер, это падаль. Я об него даже ноги не стал бы вытирать — настолько я его презираю. Не ненавижу, а презираю. Благодаря ему поругались две братские страны. Ублюдок. Я не знаю даже такого слова, которое могло бы описать его.
— А к Байдену?
— Байден — старый шизофреник. Мне кажется, он ничего не решает, там давно решает Конгресс. По-другому выстроена ветка власти.Он пытается лоббировать. Если у него получается, он утверждает бюджет. И в этом бюджете нет помощи Украине, все, Украину слили. Зеленского слили, как использованный презерватив.
— В марте вы анонсировали два трека про СВО. Они уже вышли?
— Мы сделали один трек, называется «Дождись», он уже вышел. И сейчас я начну писать свой минус, у меня есть наброски… Хочу донести до людей, чтобы они понимали, что война не где-то там. Она может закончиться тем, чем закончилась сейчас для украинцев, которые думали, что война где-то там. Тысячи смертей, материнские слезы, дети без отца…
Друг недавно приехал оттуда. Их группа в разведку пошла, птичка прилетела. Нет ноги, нет кистей рук, с одним глазом совсем все плохо, один удалили. И таких много, мы их пока не видим. Но рано или поздно мы увидим это и схватимся за голову. Если сейчас мы не поможем сами нашим пацанам, может с другой стороны прилететь сюда, и тогда будет уже поздно. Я хочу донести всю боль, обиду, слезы и надежды на победу каждого бойца, который там находится. Я попытаюсь сделать это в своей песне, глобальная идея такая.
— Я послушала ваш новый альбом «Паруса», пыталась там найти отсылки к СВО. Там они есть?
— Там ничего нет про Донбасс. Я не хочу на этой теме двигать свое творчество, для меня это неприемлемо. Я делаю эти песни для того, чтобы продвинуть себя. Там есть песня, называется «Абсурд». Это песня о том, как я вижу вообще человечество. Там описаны моменты, когда мы, как уроды, сидим жрем водку с салатом на Новый год, бухой Дед Мороз, дети — вот это все.
— Как вы считаете, должны ли современные исполнители романтизировать военную тему в своем творчестве?
— Пацаны, которые сидят там, на фронте, — романтики. У них там целая жизнь, она настоящая. Да, не хватает девчонок своих, которых они любят, которые ждут их дома, но они так же едят, пьют, смеются, играют в карты, все то же самое. И только мужчина может понять, что значит находиться на войне. Почему они возвращаются обратно туда? Потому что это мужская суть, генетическая. Мужчина — это воин, он чувствует в себе этот адреналин, он в своей тарелке. Он устает, возвращается, отдыхает, а потом говорит: «Я хочу обратно». Это называют синдромом того, синдромом сего, но на самом деле это просто мужчина по своей натуре.
Он скучает войне не потому, что он хочет кого-то убить, он скучает именно по той атмосфере, по тому костру, по запаху пороха, по еде, пацанам, которые для него стали братьями. И неважно, какой они национальности и цвета кожи. И это романтика. Поэтому да, я думаю, что это надо романтизировать, и я в этом ничего плохого не вижу.
— Есть ли сейчас среди современных артистов те, кто поет хорошие песни про СВО? Например, тот же Тимур Муцураев…
— Я вообще мало слышал, на самом деле, каких то песен про СВО. Мне нравится, что сделала Вика Цыганова. Для музыканта это круто!
Я слышал песни, которые мне не нравятся. Попытка сделать песню, как в Советском Союзе, неактуальна. Сейчас другое время, другие люди, другая музыка. У них тогда был другой дух.
— Планируете тур по новым регионам?
— Да, хочу, но мне концертный директор не дает, говорит, меня убьют. (Смеется). Я у украинцев нахожусь на данный момент в определенном списке. Если будет возможность меня завалить, меня завалят. А если будет возможность поймать... О-о-ой, ты что, награду дадут большую за меня! Я с 2016 года в «Миротворце», я был первым рэпером, кто туда попал. В один момент мне позвонили, сказали, что для меня закрыта Европа, Турция и так далее. Позвонили люди, которые точно знают, о чем они говорят. Всегда сопровождают меня, потому что знают, что если будет возможность завалить, меня завалят. Либо возьмут и даже менять не будут. Просто будут долго и мучительно резать, избивать, унижать, не давая умереть.
— А сколько раз были в Донбассе?
— Там? Мне кажется, раз 20, если не больше. Если даже в Крым еду, то еду через Донецк. Я в Крым очень часто езжу, купил землю там. Приезжаю к друзьям — просто так, дать интервью кому-нибудь.
Не хочу говорить, но была одна ситуация, и если бы она склонилась влево, я бы ушел уже давно воевать. Я уже был готов, я уже был там, я хотел свалить туда. Я неплохо стреляю, много чего могу, могу долго лежать на одном месте, не двигаться. (Смеется). Нельзя сказать, что я там Рэмбо, у меня боевого опыта нет. Желание бешеное. Но не убивать людей, я никого не хочу убивать.
— Сейчас чиновники, ЛОМы, в том числе Екатерина Мизулина, предлагают уехавшим артистам отслужить и поехать на фронт. Как относитесь к этому?
— Мизулина Екатерина — своеобразный человек. Считаю, что люди, которые предали нас, не должны сейчас возвращаться. Я, например, не помню, чтобы Моргенштерн что-то такое говорил, честно. Я, может, пропустил вспышку где-то. Многие же на самом деле считают, что 9 Мая слишком помпезно проводят, лучше бы эти деньги были направлены на тех же ветеранов. Ургант выложил в Сеть черный квадрат и молчал. Этого я тоже не понял. Черный квадрат — типа все? Нам конец? Мы неправы? Это тоже, может, флешмоб был? Тоже профукал.
Но есть люди, которые четко и ясно обозначили свою позицию. Они хотят вернуться, чтобы здесь жрать, пить и гулять. Они не будут любить эту страну, они не будут любить этот народ. Например, Артур Смольянинов. Извиняюсь за выражение, это же **** те еще. Панин — этот человек-любитель собак. Галкин… Это же пипец! Думает, что он там суперстар, а отменяет концерты, потому что никто особо не ходит. Владимир Владимирович правильно сказал: можно простить все, кроме предательства.
Мизулина — это отдельный разговор. Мне иногда кажется, что она подбухивает. Я не знаю ее лично, но она иногда такие перлы выдает… Мне кажется, человек, который находится на этом месте, не должен так делать. Тем более она встречается с детьми, этими рэперами, которые к ней прибежали на поклон. Мне кажется, это перегиб. Цензуры быть не должно. Цензура в искусстве — это крах. Надо давать образование людям, чтобы они читали книги нормальные, чтобы они были не тупыми баранами, которые ничего не знают. А когда ты растишь дебилов, они слушают музыку дебилов. Меня не заставишь слушать Борю Моисеева, уважать его, любить его и считать его достойным, потому что меня так воспитали.
— В 2017 году вы записали стихотворение Путину, где рассказали о проблемах россиян. В преддверии весенних выборов планируете подобное?
— У нас весенние выборы намечаются? Кого? (Смеется.) Знаешь, есть такая история, что в этой стране, в мире в принципе нет ни одного живого существа, кроме человека, который родился бы не при Путине. И это круто. Я не вижу никого, кто может занять его место. Тем более спецоперация идет, он это все затеял, ему и контролировать.
— Но я спросила не про Путина, а про стихотворение.
— Мне кажется, сейчас не до него. Я знаю, что все дошло, куда надо было дойти. Я иногда высказываюсь, вот вам что-то сказал, и это куда-то долетает. Потом звонят, спрашивают: «Крым наш или наш?» (Смеется.) Крым наш, наш Крым.
— Какие, на ваш взгляд, есть проблемы сейчас у россиян?
— Огромное количество мигрантов. Это большая проблема. Перебор, реально перебор. Я отлично отношусь ко всем национальностям и вообще не имею ничего против таджиков, узбеков, киргизов, ничего против любой национальности не имею. Но большое количество мигрантов приезжает сюда, живет с семьями и хочет здесь шариат. Они не понимают, что ехали сюда за лучшей жизнью, они хотят свою политику привезти сюда.
Есть проблема с ценами, цены повышаются, но у нас идет военный конфликт. В социалке есть тоже своя проблема — ЖКХ. У нас тут крыша течет в доме, и я уже две недели с ними воюю. Они пришли, сказали, что все сделают, и на две недели пропали. Такие моменты во всем мире есть. Но в целом мы живем нормально, все хорошо, потрясет и перестанет.
— На ваш взгляд, что сейчас происходит в мире?
— Я боюсь показаться шизофреником, честно, говоря об этом. (Смеется). История Израиля и Палестины — это кошмар. У меня в Израиле живут друзья, у меня здесь очень много евреев-друзей, я люблю и уважаю их. Но то, что сейчас делает Нетаньяху, — то же самое делал Зеленский, только в другую сторону. Это ужасный человек. Погибло огромное количество детей, мирных жителей на их же земле. Христиане и мусульмане — братская история.
Я считаю, что для Палестины сейчас это священная война, священная война за свой дом, за свою землю. Я ничего не имею против Израиля как государства, не имею против евреев, у меня самого еврейские корни, но то, что делает израильское правительство, — это геноцид палестинского народа.
Если в глобальном плане, то вулканы проснулись. На днях новости читал — здесь война, там война, тут война. Попахивает попыткой построить храм Соломона. Может быть, это конец. Или начало. Чего-то нового.
И у меня ощущение, что у нас на носу (я просто религиозный человек) приход пророка. И скорее всего, это ИИ (искусственный интеллект. — Примеч. Daily Storm). Мне кажется, люди стоят на грани самоуничтожения.
