Юрий Логинов родился в Москве в 1992 году. С детства его увлекала техника. Он, как и многие другие, разбирал старые магнитофоны и другую электронику, но, в отличие от большинства детей, маленькому Юре удавалось собирать устройства, не оставляя «лишних» деталей. Со своего первого похода в военкомат в 16 лет он знал, что годен для несения срочной службы с ограничениями. Наследственное заболевание — дальтонизм. Дедушка и дядя — дальтоники, а у Юры нарушено цветоощущение. После получения среднего специального образования молодого человека призвали в армию — нагрянули домой и заставили расписаться в повестке. После недолгих пертурбаций руководство части определило Юрия в саперы. Daily Storm записал воспоминания молодого человека об армейской поре и службе в качестве сапера.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Sergey Chernov
Дальтонизм саперу не помеха
У меня испокон веков по мужской линии фамильное нарушение — все идут дальтониками. То есть в целом я цвета вижу, вожу автомобиль, моя жизнь мало чем отличается от жизни других людей, но иногда глазки сбоят. Особенно это проявляется, если рядом расположено много похожих цветов. То есть оттенки — это совсем беда.
В 20 лет я пошел в армию. В призывной комиссии сказали, что снайпером мне, конечно, не стать, но в остальном — годен. После прохождения учебки (там нас научили маршировать, отдавать воинское приветствие и вообще объяснили, куда мы попали и кто все эти люди вокруг) меня распределили в военную часть воздушно-космической обороны (сегодня этот род войск называется ВКС — Воздушно-космические силы) под подмосковным городом Королевом. Тогда только пришел действующий глава Министерства обороны Сергей Шойгу, переформатирование Вооруженных сил лишь начиналось.
Когда солдат поступает в часть, его дело отсматривает начальник медицинской службы. Он проверяет, кто чем болен, какую работу может выполнять, какую нет. Потому что тогда, такое ощущение, набирали военнослужащих просто для галочки. То есть брали всех подряд — и больных, и хромых, вплоть до порока сердца. А потом разбирались. Тогда же, например, одного парня отправили обратно домой в Курск, потому что оказалось, что у него серьезные проблемы с коленями и бегать он не может.
Часть у нас была маленькая — порядка 100 человек. Сначала меня распределили в группу быстрого реагирования. Это такие бойцы, которые в случае гипотетической атаки на часть должны первыми на нее отреагировать, а потом уже — все остальные. Спустя неделю в этой группе мне дали металлоискатель без батареек, наушники к нему и специальную литературу: мол, учи, готовься, а если скучно станет, «пикай» про себя словно техника исправна. Про мою патологию знали все — от солдат до офицеров среднего командирского состава. Все все знали, но виду не подавали, поэтому пришлось добросовестно сидеть и штудировать учебники по саперному делу, взрывчатым веществам и инструкцию по пользованию металлоискателем.
Фото: © GLOBAL LOOK press/Zamir Usmanov
Ролевые игры по-армейски, или Штык-нож всему голова
Мы постоянно отрабатывали какие-то совершенно гипотетические сценарии на учениях. Больше это напоминало ролевые игры. На одних из таких игрищ, когда за нами наблюдал командир части, по сценарию происходило нападение на контрольно-пропускной пункт. КПП у нас — это большая парковка, на которой офицеры парковали свои автомобили в обычное время, а в тот раз на ней разместили пожарный ЗИЛ, который потом стал мне родным.
Один из офицеров дает установку: «Под автомобилем, предположительно, заложено взрывное устройство. Сапер на место!»
Надеваю наушники. Пикаю себе под нос для полного погружения в сюжет и ползу под машину. Докладываю: «Вижу объект». Под предположительным взрывным устройством имелась в виду коробка из-под обуви, в которой оказалось несколько натыканных в губку проводов.
Передаю снова в рацию, мол, вижу столько-то проводов такого-то цвета — разноцветные и переплетенные. Они действительно для меня были сложными. Но что делать? Жду приказа, потому что по инструкции солдат ничего не может делать без приказа. Мне говорят: «Режь такой-то». Окей. Специального инструмента для разминирования я и не видел ни разу, поэтому снимаю с автомата штык-нож и режу необходимый провод. Хорошо, что наточенный был.
До этого момента я и не думал, что сапер должен что-то разминировать, потому что в моем понимании и инструкции — сапер должен обнаружить опасность, поставить флажок и идти дальше. А в мироощущении командования сапер должен уметь все — и коня на скаку остановить при необходимости, и с неработающим металлоискателем мину обнаружить — то ли на нюх, то ли палочкой потыкать, а еще и разминировать ее штыковым ножом. Тогда я этому особого значения не придал и провод перерезал. Докладываю обратно.
Слышу: «Молодец, боец. Машина не взорвалась. Бери объект и лезь обратно». Ну, я слушаюсь, подхожу с этой коробкой к руководству, а мне говорят: «Ты, что, е**нутый?! Ты какой провод порезал?»
Отвечаю в духе — что сказали, то и порезал. Дальше начался недолгий спор о различиях в цветовом восприятии данного провода у меня и у офицера. В итоге пришли к тому, что я — дальтоник. Вызвали главного медика. К нему начались неудобные вопросы, как так вышло, что солдат цветов не видит. Тот только руками разводит и сам вопросом задается, как же так вышло.
Скандал разгорелся приличный. Приезжала даже проверка какая-то из дивизии. На нее вызвали меня и другого солдатика с 52-м размером обуви. Ну, с ним все просто — пришлось за свой счет берцы покупать и форму шить на заказ, потому что в Российской армии таких богатырей давно не видели. Мне по итогу дали увольнительное — так сказать в качестве компенсации за неудобства. И перевели в пожарную охрану к тому самому ЗИЛу, который я несколько недель назад разминировал. После этого к саперному делу я уже не притрагивался.
Огонь горячий — не ошибешься
В «пожарку» меня перевели под предлогом, что на этой службе только два цвета— красный и белый. Их различишь? Ну и пожалуйста. Теперь говорят, почувствуешь, что жарко, значит огонь. Туши, а больше тебе знать необязательно.
Пожарная машина была 1959 года выпуска — ЗИЛ-131 АЦ-40. Пенообразователь не работал. Глохла машинка исправно — каждые 15 минут. Тем не менее это был пожарный автомобиль, призванный тушить. Более того, чтобы сходить в увольнительное, нужно было приобрести для автомобильного парка несколько десятков клемм. Ну, купил. А что делать-то? На гражданку к родителям, девушке и друзьям хочется сходить.
А еще пришлось купить ободок для унитаза, потому что из всей части он был только у пожарных. У остальных — простое «очко». К нам все офицеры в уборную ходили. А без ободка целый год некомфортно.
На стрельбище за всю жизнь я был два раза. Хотя оружие за мной было закреплено.
Друзья говорят, что сейчас в армии все поменялось в лучшую сторону. Ну и по себе я это помню: к концу службы, когда Шойгу стал министром, система начала меняться, и это было видно изнутри — улучшились питание и снабжение.
К сожалению, получить оперативно комментарий от представителей дивизии, где произошел этот случай, не удалось.
Коллаж © Daily Storm. Фото: © GLOBAL LOOK press/Viktor Pogontsev/G. Lenz