18+
История, которую нарочно не придумать. Екатерина Рейферт, более известная как Екатерина Белых, — супруга экс-лидера «Союза правых сил» и губернатора Кировской области Никиты Белых, отбывающего восьмилетний срок за получение взятки. 6 августа, в день своего 33-летия, Екатерина объявила о разводе с мужем по обоюдному согласию. А еще через несколько дней, 17 августа, неожиданно для многих вступила в… КПРФ. Внесистемные либералы, которые до этого знали Рейферт как свою, мягко говоря, опешили. Удивились и рядовые коммунисты, которые в 2012 году требовали отставки ее уже экс-супруга с поста главы региона. Тем временем, будучи правозащитником, маркетологом, программистом, поэтессой и новоявленной коммунисткой, Катрин Рейферт хочет вдохнуть новую жизнь в компартию. Об этом и многом другом политический обозреватель Daily Storm Никита Попов пообщался с Екатериной, выяснив много интересных подробностей ее жизни и дальнейшие планы на будущее.
— Екатерина Белых… Во всяком случае, так тебя узнали в стране после того, как Никиту Юрьевича начали судить…
— Давай по-русски, Никит. После того, как меня слили в СМИ. Я особо не рвалась.
— Скажем так, да. Но теперь ты Екатерина Рейферт.
— Да, я вернула девичью фамилию.
— Почему?
— Это моя фамилия, она красивая, классная. Мы разводимся. Считаю, что это корректно. Несмотря на то что мы остаемся друзьями, фамилия Никиты — это его фамилия, моя фамилия — это моя фамилия. Я ее очень люблю, она древняя.
— Немецкая, еврейская? Какие у тебя корни?
— Австрийская.
— Расскажи подробнее о своей семье. В одном из интервью нарыл, что твой прадед — полковник ВВС, Герой Советского Союза…
— Я с детства не могу ответить на вопрос, когда его мне задают: а ты кто, какой национальности? У меня намешано столько разной крови! Австрийцы, немцы, эстонцы, цыгане, итальянцы, монголы… У меня очень много родственников на Кавказе — в Дагестане, в Ингушетии. Все настолько переплетено, что на вопрос «ты кто?» можно ответить только, что я русская.
У меня на Второй мировой войне оба прадеда воевали на одной и той же территории друг против друга. Они оба летчики были, на истребителях летали. Иногда я подшучиваю над сыном: если бы они знали, что когда-то появится их общий потомок, то что было бы? Я, наверное, задала бы им обоим этот вопрос.
Меня воспитывал прадед, привезли меня из Германии в шесть лет в Россию, родители развелись…
— Это какой год был?
— 1990-й или 1991-й, могу ошибаться в датах.
— На заре развала Советского Союза, значит.
— «Лебединое озеро» я уже застала, хорошо помню этот момент. Как по-немецки говорящий вундеркинд прописалась сразу во 2-й класс школы. Естественно, получила в свой адрес эпитеты от одноклассников, что я фашист и т.д. В том числе за это я свою фамилию и люблю. Это был первый опыт общения с идиотами, с объяснениями, что фашисты — это другие люди. Это не немцы объективно.
Прадед — полковник, герой. Потрясающей души человек. Он действительно очень многое мне дал. Привил любовь к архитектуре, навыки, скажем так, в строительстве. Своими руками строил дом семейный, рассчитывал, что я буду в нем жить. Когда ему стало объективно тяжело, очень пожилым человеком был, меня отдали дедушке — академик, физик-ядерщик, лауреат Ленинской премии, обладатель ордена «Звезда Вернадского», чемпион среди юниоров СССР по боксу. У меня и братья — сводные, двоюродные, троюродные — все спортсмены. Это семейное. Отсюда и недевочковое воспитание.
— Мальчишеское. Дочь своего деда.
— Ну не то чтобы мальчишеское, но да, меня воспитывали деды. Может быть, отсюда и тяга к единоборствам, хорошие навыки стрельбы. Дом рядом с лесом находится, иногда хожу с арбалетом…
— Может быть, оттуда у тебя и тяга, так сказать, к советским идеалам, коммунистическим идеям? Новость дня — ты в КПРФ вступила. Каким таким макаром? Когда это ты коммунисткой успела стать?
— А ты знаешь, я и не переставала ею быть. У меня есть убеждения. И я на самом деле в шоке от некоторых воинствующих либералов, особенно старой школы, которые считают незазорным, например, прийти на какой-нибудь концерт и попытаться скромную поэтессу ухватить за задницу, прости за мой французский, а потом на голубом глазу рассказывать, какой мой почти что бывший супруг их замечательный друг. Вот это вот двуличие свойственно, к великому сожалению, многим радикальным либеральным элементам старой школы, которые серьезный урон нанесли стране.
По поводу идеалов и убеждений: я никогда этого и не скрывала. Другое дело, что вступление в партию — это уже шаг…
— Огромный шаг вперед, потому что даже в многочисленной левой тусовке, как ты прекрасно понимаешь, КПРФ не все любят. Я уж молчу про либералов. Про них мы еще поговорим, но давай о КПРФ. Вступив в партию, ты, судя по ощущениям, не будешь обычным рядовым членом. Чем ты будешь заниматься? Случаем, не пиаром? На митинге, на котором ты получила партбилет из рук Геннадия Зюганова, видел тебя рядом с Дмитрием Новиковым, который отвечает в партии за идеологию, и с тем же Леонидом Зюгановым. Провел интересную параллель: вы же оба в МГУ учились примерно в одно время. Наверняка должны были встречаться, ты училась на философском, он — на социологическом факультете. Не знакомы ли, часом, были до этого?
— Ты знаешь, нет. МГУ — это такая достаточно узкая тусовочка, все друг друга знают. Другое дело, что в МГУ я появлялась не общаться, а сдавать экзамены. Это не секрет — я в это время работала уже одновременно на трех работах. Мне было некогда тусоваться. Чем я буду заниматься? Я хороший медийщик, я очень хороший маркетолог. На текущий момент то, что я наблюдаю, мне категорически не нравится. Даже после митинга, когда меня запеленговали на фотографиях между Грудининым и Зюгановым в берете Че Гевары, — а я провокатор, кстати, специально надела берет (смеется) — я получила очень, скажем так, нехороший, однобокий и однообразный фидбэк. В соцсетях на текущий момент позиционирование партии размыто. Очень многие, кто комментирует в Facebook, делают это будто по методичкам. Такое ощущение, что у них рассылка какая-то внутренняя есть: «коммунисты развалили страну». Нет. Идите поговорите с Горбачевым и узнайте, кто развалил страну.
— ...но все-таки чуть-чуть поближе к КПРФ.
— Дело в том, что у нас на уровне ДНК, на уровне менталитета десятилетиями формировалась коммунистическая идеология и общность, где человек человеку кто? Товарищ. Может быть, друг и не всегда, давай из методички вытащим сладостные вопли про «ГУЛАГ, расстрелы, Сталин, ужас, кошмар». Вот это мы сейчас уберем. Друг — это все-таки более серьезное значение. Товарищ. И массу людей, которые были воспитаны поколениями, взяли и перекинули туда, где человек человеку волк. Человек человеку капитал. Человек человеку нажива. Причем нажива сегодняшнего дня, понятно, что завтрашнего дня нет. Когда начиналась кредитная история с яркими слоганами «купи себе кредитный Ford Focus» и так далее, вся эта пропагандистская чушь ориентирована была на некий надлом.
Люди не понимали, что те же самые кредиты придется отдавать, что есть завтрашний день и в завтрашнем дне нужно будет воспитывать детей. Есть еще период через 10 лет, и что вы тогда будете делать, когда те люди, которые устроили все это безобразие, нажрутся и уедут? Куда? В Венесуэлу, в Барселону, у многих там дома, у многих гражданство. В Италии хорошо, говорят, в Тоскане, на Ferrari особенно погонять. А мы останемся здесь со своим коллективным потерянным бессознательным. И что делать?
Если люди поймут, что… молодые люди в первую очередь, те, которых пытается переманить тот самый, кого нельзя называть. Если через пять-семь лет они смогут голосовать. И тогда, я надеюсь, догадаются, что их крысолов с дудочкой красиво водил по бульварам…
— Это ты о ком? О Навальном, я правильно понимаю?
— Я не люблю эту фамилию. Это такой собирательный Навальный, не как персона, а как идея, громоотвод. Это не один человек, на его место можно поставить кого угодно, прописать ему задачи, дать в руки дудочку — и вот народные толпы пошли. Протест ради протеста.
— Чем ты будешь в партии заниматься? Кто тебя туда привел? Или ты сама туда пришла?
— Кто привел, кто привел… Хороший вопрос (смеется)! Я много общаюсь с людьми, с однопартийцами, делаю это давно. Многие из них знают меня с детства, фактически с момента появления в России. Это зрелое решение, не решение одного дня.
Мне очень нравится, что КПРФ сейчас ориентирована на право. В партию вступают люди где-то от 25 до 40-45 лет, которые в том или ином контексте уже состоялись как родители, как граждане, состоялись с профессиональной точки зрения, у них есть позиция. Это люди далеко не глупые, люди с подложкой, люди, которым не все равно, где они будут растить детей, что будет через 15 лет в стране. Партийная ориентация на право сейчас единственно верная.
Если брать две чаши весов, то мы находимся на одной — правовая повестка. А на другой чаше весов — пропаганда, с помощью которой осуществляется манипуляция столкновениями силовиков с гражданами, хотя нет столкновений. Я прекрасно общаюсь с разными людьми из разных партий. Слышу и эсеров, и элдэпээровцев слышу прекрасно, и единороссов тоже. И силовиков знаю. Тот же самый силовик после этих чудо-прогулок — усталый, злой, как собака, с такими же четырьмя кредитами, с ипотекой, с такой же злостью на отсутствие медицины в стране, с такими же проблемами с образованием собственных детей — приходит домой, где его спрашивает жена: «Родной, какого черта? Чем мы будем ипотеку платить?». К нему бегут его дети, он такой же гражданин. Как только он снимает форму, он становится другом и соседом. А если в форме, то мы будем на него прыгать? Логика где? Это такая красивая обманка, с момента Геббельса никто ничего нового не придумал. Говорить об этом сложно, гораздо удобнее не говорить.
То, что я вижу сейчас в коммунизме, натыкается на те же самые методички, на тот же самый негатив. Начиная от того, что коммунисты развалили страну, и заканчивая тем, что у вас там Зюганов. А у вас нет Зюганова. И дальше что? Прекрасно. Зато у вас есть Навальный, Соболь, Яшин и нет повестки никакой. Посмотри, что было на митингах всех этих. Походили, поорали, ушли домой.
— Против чего они борются, как думаешь?
— Я не очень понимаю. Протест ради протеста. Ну да, — о ужас! — коррупция, чиновники. Меня это тоже возмущает. Давайте идти по линии рацио. Если вы критикуете, то предлагайте. «А давайте будет Яшин!» — предложение, объективно, так себе. А давайте кто-нибудь еще, у кого есть программа, у кого хватает сил и воли сформулировать свою позицию вне вот этой истерии? Хотелось бы все-таки слушать политиков, а не их крики, если уж мы говорим о политике.
— Помимо тренда, о котором ты говорила, насчет молодых людей, вступающих в партию, я обратил внимание на другой тренд: относительно известные люди стали вступать в партию. За последние пару месяцев ряды КПРФ пополнились тремя довольно странными людьми — никогда бы не подумал, что они вступят в нее. Первая — маг-эзотерик Эмма Райман из Санкт-Петербурга. Перед этим она, правда, была в «Яблоке», но, рассорившись с местным отделением, вышла из партии, вступила в КПРФ, у которой теперь есть свой боевой маг в Питере.
— Даже мне стало страшно (смеется).
— Симпатичная молодая девушка, что тоже немного удивило, поскольку у КПРФ есть образ, что это партия старперов, в которую молодежь не идет и ее там вообще нет.
— О, это тоже по методичкам. «У вас пенсионеры». Сам тезис этот — мне за него хочется в лоб дать! Вы, але, что вообще несете? Пенсионеры… Давайте еще «о, у вас там ветераны-афганцы» или «у вас там ветераны войны». Вы офигели вконец? Это элементарное уважение по отношению к окружающим людям и к старшим. Вот за это действительно нужно пороть некоторых товарищей, которые эти тезисы расписывают и потом спускают в недалекие головы.
— Пороть не будем, поговорим о другом. Продолжаем тему странного тренда. После Эммы Райман в Питере в Туле в КПРФ вступил или не вступил, я так и не понял, по крайней мере баллотировался в депутаты Игорь Тальков — младший. А теперь ты, чьего супруга во времена, когда он был руководителем Кировской области, глава регионального отделения КПРФ Сергей Мамаев требовал отправить в отставку. Несколько сюрреалистично выглядит для многих. Я хочу понять: это просто модный тренд, когда почувствовали ветер перемен люди, которые еще вчера либо хаяли коммунистов, либо предпочитали их не замечать, а сегодня вдруг пошли в партию? Ты это всерьез, надолго или просто поддалась этому ветру?
— Смотри. Одна из тем моей курсовой в МГУ — я писала курсовую по критике «Капитала». Не по «Капиталу», а по его критике. Это так, в рамках триггера. Есть такая тенденция: мешать все в одну кучу. Психическое здоровье господина Мамаева из Кировской области — по-моему, он Мамаев, честное слово, не очень помню — это одна из историй (Сергей Мамаев — руководитель Кировского отделения КПРФ, депутат Госдумы с 2011-го по 2016 год)...
— Не будем так про твоего нового однопартийца. В кулуарах разберетесь.
— Не-не-не. Минуточку. То, что у меня есть убеждения и партия, не значит, что я буду подписываться под словами каждого члена этой партии и его поведением. Это, пожалуй, самое важное, потому что люди разные. Мы не мешаем всех в одну кучу. Тот же самый тезис, где экс-жена Белых — либерала — оказывается коммунисткой. Если супругу нравится черное, а жене — красное, они друг другу ничем не обязаны. Это странная логика. У взрослого человека, который достиг совершеннолетия, надеюсь, есть собственная голова на плечах и способность выбирать.
По поводу тренда — возможно. Возможно, что-то витает в воздухе. Но, повторюсь, на текущий момент альтернативы, кроме как прекращения обманчивых тенденций нескольких десятилетий, созданных ради заработка вполне конкретных людей, я не вижу. Людям надо помогать, людям нужна помощь, им некуда идти, а когда им некуда идти и никто не предлагает помощи, они начинают кидаться на силовиков. А что дальше? Куда бежать, что делать? Банки пухнут от денег, а у людей нет денег выплачивать кредиты.
— Ровно об этом я и начал говорить. Знаю коммунистов старой закалки, да и средневозрастной, которые в ответ скажут: «А где вы были раньше? Мы занимаемся помощью почти 30 лет в новых условиях, а вы где были?»
— Ну и как дела? Хочется спросить. Ну и как? Мне 33 — я вступила в возраст Христа. Где я была раньше? Помогала людям и планирую это продолжить в масштабе и в идеологии. Было бы очень странно вступать в Коммунистическую партию, будучи в том же самом браке с Никитой Белых. А это отдельная история. Сейчас меня товарищи бессистемные либералы, по крайней мере их некоторые представители, обвиняют в том, что я предатель чистой воды, всех предала, ужас-ужас, и никаких аргументов они не слышат.
— Хотел этот вопрос чуть позже задать, но раз подошли к нему... Никита Юрьевич знает, что ты вступила в КПРФ? Что он об этом думает?
— Знает и знал. Да, он может быть с этим согласен или не согласен, но это некорректная формулировка. У нас, кажется, не домострой в стране. Он не разделяет мои убеждения, и это абсолютно нормально. Но это не все убеждения, которые он не разделяет, простите. Я не доллар, чтобы всем нравится, и никто не обязан со мной соглашаться.
У меня, например, очень многонациональная семья и многоконфессиональная. Внимание: у меня в семье есть православные, католики, буддисты, мусульмане, воинствующие атеисты. Было бы странно, если бы они собрались здесь на полянке и друг друга за убеждения начали бы лупить.
— А ты сама кто по религиозным убеждениям? Они у тебя есть?
— Ты знаешь, у меня до сих пор не сформирована четкая картина мира. Православие в том виде, в котором оно сейчас существует, с борделями в Храме Христа Спасителя, меня не устраивает. Меня не устраивает яхта патриарха. Так не должно быть. Я знаю отдельных священников и готова делать ставки на то, что они станут старцами, потому что людей светлее и чище просто нет. В том числе и потому, что они существуют в этой системе координат. Извини, пожалуйста, но, когда из религии делают чистой воды коммерцию, то это католики. Я была в Ватикане, изучала разные течения и направления… Нет, пока не нашла.
— Давай так: мухи отдельно, котлеты отдельно. Есть РПЦ, допустим, а есть православие. Ты можешь, к примеру, не быть приверженцем РПЦ, но приверженец ли ты православия, католицизма или, может быть, ислама? Берем чисто саму веру. Ты верующий человек или атеист?
— Я верующий человек, но человек не религиозный. Наверное, так. Сейчас таких людей в стране очень много.
— Согласен. У нас много верующих, которые Библию не читали. Если плясать от обратного, то есть много крещеных, но при этом атеистов. Вот я, к примеру, крещеный, но меня не спрашивали, когда крестили.
— Кстати, это один из аргументов к предыдущей теме по поводу развода. На меня свалились вопли: «Вы же венчались! Как вы так могли?». Мы венчались, да, но никто комментариев не слышит.
— В СИЗО венчались или до посадки?
— Да, это было первое венчание в СИЗО «Лефортово» в принципе. Когда тебе нужно человека поддержать, когда человеку эта поддержка нужна в том виде, в котором он ее принимает и в котором она действительно даст ему сил пройти сложный этап в два с половиной года, — это очень тяжело. Развод мы обсуждали последние полгода.
— Через год после женитьбы?
— Факт, потому что в первую очередь мы друзья. И да, у нас очень сложные характеры у обоих. Очень сложные. Мы в любом случае будем общаться и в любом случае сохраним дружбу, но в этом месте мне, конечно, будет интересно понаблюдать. Я себе галочками отмечаю особо рьяных комментаторов, которые «ох, вы там вот!». Ну окей, да, вот мы там вот. Но мы собираемся продолжать дружить.
— Насколько я помню, ты помощник председателя Комитета за гражданские права, который возглавляет Андрей Бабушкин.
— Абсолютно верно. А Бабушкин Андрей, кстати, яблочник. И он в курсе, что я теперь в КПРФ.
— И что сказал?
— Да ничего не сказал. А зачем это комментировать?
— Прямо ни слова? Мол, «ладно, работаем по нашей линии дальше»?
— У нас есть общее дело, которое гораздо важнее каких-то местечковых идеологических стычек.
— Подожди, подожди. Хоть кто-то из твоих друзей-либералов накричал уже на тебя? Кричал «что ты делаешь, окстись, одумайся, какие коммунисты»?
- Ну на меня сложно кричать. Во-первых, я отвечу, а во-вторых, я не назову другом того человека, который позволяет себе менять отношение человеческое на какое-то отношение осуждения. Каждый вправе выбирать то, что ему ближе. И моя свобода заканчивается ровно там, где начинается свобода другого человека, — это тот догмат, по которому я живу. В моем близком круге нет людей, которые этого не понимают.
— То, что сейчас последний месяц происходит в Москве, на твой взгляд, искусственно созданный конфликт?
— 200%. Ажиотаж искусственный. Он в какой-то мере полезный. Тот же самый Андрей Бабушкин, которого развернули просто безобразно, — это было незаконно. Он не стал выходить, складывать себя на диван. Он пошел в суд — в правовое поле. Поднимать хайп и доводить до абсурда протест… Люди могли бы сопровождать, скажем так, судебное разбирательство, не падая под дубинки. Не делая из протеста клоунаду.
— Ну то есть то, о чем говорит и Владимир Владимирович, — в суды идите.
— Абсолютно! У нас есть правовая повестка, что же вы делаете вообще? И зачем? Кому это нужно?
— Логика-то ясна. С точки зрения внесистемных либералов, суды не работают, законы не работают, ходи не ходи — вот вам кукиш, поэтому только улица, только толпа, мы надавим, мы нажмем. Говорите не говорите, что митинги ничего не решают, мы то знаем, что решают.
— Ну слушай, безобразие, конечно, полное, причем с обеих сторон. С одной стороны — есть закон и действительно людей лишили права выбора. На каких основаниях, почему? Но разбираться с помощью истерики — это неэффективно от слова совсем. Есть несанкционированный митинг? Проведите санкционированный, в чем проблема? Нет никакой проблемы. Думаю, на определенном этапе некоторым товарищам, точнее не товарищам, санкционированный митинг был не нужен. Им нужен был скандал. Причем из скандала они все, что смогли, достали.
— То есть негативная повестка, с которой они идут, — «все смести», а позитивной повестки никакой. Делать-то что?
— Все смести, все снести, никаких решений мы не предлагаем, при этом суды ваши — фигня. И получается, что решения нет. Есть Конституция Российской Федерации, такая тоненькая книжица, она у меня и в офисе на рабочем столе, и на прикроватной тумбе лежит, перечитываю ее регулярно и вздыхаю иногда. Очень много системных проблем, они действительно созданы искусственно для чьей-то выгоды, как с нарушением любых гражданских прав. Но у нас это гражданское право есть, и неправильно его отстаивать вне правового поля — оно дискредитируется таким образом. Не может человек, который устраивает истерику на несанкционированном митинге, говорить о своих правах. Потому что он, по сути, нарушает закон и права других людей.
— Не кажутся ли тебе немного циничными или манипулирующими заявления, что люди вышли на улицы, массы москвичей. Окей, 60 тысяч вы собрали на Сахарова, много людей. Я убежден, что, если бы не Oxxxymiron, не Дудь, не Кровосток, не Face и все остальные, пришло бы в два-три раза меньше.
— Это правильный маркетинг.
— Согласен. Окей, 60 тысяч. Сколько в Москве живет? 12-15 миллионов? Уберем детей, оставим только взрослых — семь-девять миллионов против 60 тысяч человек. Это масса? Это люди? Это народ? Где вообще народ?
— Ты знаешь, здесь мое мнение может не совпадать с мнением большинства моих однопартийцев и коллег, но у нас общество настолько на текущий момент разочаровано, что иногда это напоминает какое-то массовое зомбирование. То самое разобщение, которое произошло пару десятков лет назад.
— Если говорить по-сурковски, то тот самый глубинный народ?
— Да, и это народная депрессия, глубочайшая, когда человек даже не хочет встать с дивана и выразить позицию, человек не хочет выбирать и не хочет идти на выборы. Потому что у человека есть внутреннее убеждение, тяжелое, тягостное, что у него нет выбора. Но когда начинаешь с этими людьми, с каждым отдельно общаться, даже в состоянии конфликта, люди все еще друг друга слышат. Мы пока еще живые. Надолго ли — вот в чем вопрос. Я убеждена, что если с людьми разговаривать и объяснять, — люди слышат и люди оставляют злость, у них все-таки включается человеческое, разумное, то, что у нас осталось. Одним-двумя поколениями из ДНК этого не вытравить и не убрать. Вот в таком настроении люди начинаются сплачиваться. И вот если сплотить их под правовой идеей, а не под идеей конфликта с силовиками и истерического противостояния, вот тогда да, тогда у нас есть шанс.
— Меня девочки из редакции все-таки просили задать этот вопрос: операции делала какие-то на лице?
— Да. У меня восемь раз сломан нос, потому что я занимаюсь кикбоксингом, до этого занималась джиу-джитсу. Дед у меня чемпион СССР по боксу был…
— Что-то мне страшно становится.
— Я в правовом поле действую, не опасайся. Это исключительно самообороны для, но вообще девочкам это нужно. Мои навыки несколько раз спасали мне жизнь, а несколько раз и не мне. Любимая привычка впрягаться за кого-нибудь посреди ночи на незнакомых улицах несет определенные риски.
— Бывали такие случаи?
— Бывали, много случаев таких было. Я много лет общаюсь с совершенно разными людьми, которым когда-то помогла, а это социум, это поддержка хорошая и, между прочим, электорат, не стоит забывать об этом.
Были три операции у меня, операции очень сложные. Нос у меня поломан под завязку. Вывод — не надо лениться ставить блоки. И да, да, губы, конечно же, боже мой.
— Наверняка на губы тоже внимание обращают.
— Да, есть такая штука. При операции ринопластики, на самом деле, очень много разных последствий, в том числе и мимических. Но в конце концов мне 33, и это логично, и образ жизни у меня стрессовый. Я на самом деле за изменения любые позитивные, которые человека устраивают. Вот, примерно так.
