18+
Они бросают жизнь в городах ради «родовых поместий», поклоняются волшебной деве, не доверяют прививкам и не рады чужакам. Корреспонденту Daily Storm Алексею Жабину удалось попасть в поселение анастасиевцев
***
— Вы что написать хотите? Что мы сектанты какие-нибудь? А то были прецеденты, — с напором говорит Дмитрий (герой запретил использовать его настоящие имя и фамилию, после того, как ознакомился со статьей перед публикацией. — Примеч. Daily Storm) в трубку.
— Я хочу приехать к вам и лично увидеть, кто вы такие, как вы живете.
— Знаете, вот напишете что-нибудь, а потом извиняться придется, как любит Рамзан Ахматович. Может, и нам, русским людям, стоит взять это на вооружение?
— Знаете, я надеюсь, что русские люди более цивилизованные, чем Рамзан Ахматович.
Еще полчаса Дмитрий расспрашивает, о чем будет статья и стану ли я называть его единомышленников сектантами. Разговор заканчивается ничем — как и с большинством других анастасиевцев, которые после первой же беседы с журналистом перестают подходить к телефону. Но на следующее утро Дмитрий все же перезванивает и разрешает приехать в Любодар, где живет он и другие участники движения «Звенящие кедры России».
«Пространство Любви»
Перед въездом в поселение стоят два знака. Слева — самодельный свежевыкрашенный указатель с красивой резной надписью «Любодар — поселение родовых поместий». Справа — знак «кирпич», под ним — табличка: «Частная территория. Проезд и проход только по приглашению».
За указателями густой муромский лес расступается. На огромной поляне стоят с десяток домов. Между ними столько места, что создается ощущение, будто идешь по пустырю. Там и тут — голые кустарники и деревья, в воздухе пахнет оттепелью. Вокруг чернеет мокрый лес.
Дмитрий встречает меня у дороги. За его спиной виднеются мастерская и добротный бревенчатый дом, выкрашенные в вишневый цвет, — его родовое поместье. Дмитрий одет в потертый солдатский бушлат образца нулевых, спортивные штаны и резиновые тапки на босу ногу. У него серое лицо с крупными чертами, густая русая борода и яркие голубые глаза.
Размахивая руками, Дмитрий охотно рассказывает об устройстве жизни в поселении.
— У нас ярко выраженного лидера нет, все вопросы решаем общим голосованием на вече. Сейчас, правда, не собираемся, потому что вопросов на повестке не стоит. Зимой только шесть семей живут, на лето еще 10 приезжают.
— Это нормально вообще, что люди уезжают?
— Нормально, нормально. У нас, если сравнивать с какими-то жесткими общинами типа Виссариона, не так. Хотя у меня там был знакомый, говорит, что такого жесткача (правоохранительные органы сообщали, что в «Церкви последнего завета» практикуется насилие по отношению к ее членам, в сентябре 2020 года суд арестовал ее лидера. — Примеч. Daily Storm) на самом деле там и нету. У нас в укладе написано: Мы, свободные граждане России, объединились для воплощения своей мечты — создания поселения, состоящего из родовых поместий».
Если посмотреть этот документ, следующая фраза такая: «Мы выбрали себе место на Земле по своей душе, на которой будем вместе сотворять живое пространство любви».
Пространством любви анастасиевцы называют свои участки — родовые поместья. Идея такого места обитания для участников движения является сакральной. Участки — места силы, на которых все выращено и построено своими руками для жизни многих поколений одной семьи. Или же рода, как говорят участники «Звенящих кедров» и различные неоязычники.
Волшебная дева и жизнь на земле
«Родовые поместья» и движение «Звенящие кедры России» придумал фотограф и предприниматель Владимир Мегре в середине 90-х. В 1994 году он якобы отправился в коммерческую экспедицию по Оби, во время которой наткнулся на глухую таежную деревню. Там его встретили два старика, одному из которых было 119 лет, и попросили спилить «звенящий кедр». Мегре пишет, что такой кедр создал бог для накопления энергий космоса, а кусок этого дерева нужно носить на груди. Он якобы помогает человеку чувствовать себя лучше и лечит от многих болезней.
Мегре отказался пилить дерево. Через год он снова поехал в экспедицию, на этот раз чтобы найти тот самый «звенящий кедр». Дерево он не нашел, зато встретил прекрасную девушку, родственницу стариков из первой экспедиции, обладающую сверхъестественными способностями. Анастасия могла управлять животными, создавать энергетические лучи, проходящие через время и пространство, обладала невероятной физической силой, даром ясновидения и телекинезом. Еще она не носила никакой одежды, кроме короткого платья. В берлоге на лесной поляне Мегре предсказуемо занялся с Анастасией сексом, и у них родился сын.
Еще она передала предпринимателю знание об устройстве мира и строительстве «родовых поместий» — участках в один гектар, на которых нужно возвести дом и вырастить родовое древо, чтобы жить на земле в гармонии с природой.
Мегре вернулся домой и написал книгу о своем путешествии. А уже через несколько лет после публикации в России стали появляться «родовые поселения» — общины последователей Анастасии. За 25 лет с момента выхода книги количество поселений в России достигло 389. Появились и 134 общины за рубежом — анастасиевцев можно найти в нескольких странах Европы и даже в США.
Дмитрию 47, он родился и вырос в Подмосковье. Он со смехом рассказывает, что к жизни на земле его подтолкнул «зов крови» — все его предки жили в деревнях. В начале 2000-х он прочитал книги Мегре и загорелся идеей о своем родовом поместье.
Дмитрий был одним из первых поселенцев Любодара. В 2010 году анастасиевцы выкупили землю у района, и Дмитрий с семьей начали стройку. За это время они соорудили дом, мастерскую, баню, пару теплиц, выкопали пруд, провели электричество и интернет и смогли переехать в поселение. Дмитрий рассказывает, что работает в электросетях и рад тому, что его перевели на удаленку. Теперь не нужно каждый день ездить на работу и можно больше времени проводить с семьей в поместье. Все анастасиевцы хотят жить в поместьях и полностью исключить контакты с городами. Если в поселениях есть интернет, работают удаленно. Или же ездят на заработки в город. Зарабатывают в основном мужчины, женщины занимаются воспитанием детей.
— А вы думаете уходить с работы, когда все доделаете в поместье?
— Да. Понимаешь, работать очень тяжело. Приходишь трудиться — диктат. Постоянно говорят, что делать, как делать. Хоть и деньги платят неплохие, хоть ты и начальник какой, ты, по сути, биоробот. Как токарь, который у станка стоит. И не хочется, чтобы дети были такими же, хочется, чтобы они на земле жили и в этом смысле были свободными.
Дмитрий зовет в дом. Проходим сени и прихожую, заходим в главную комнату. Невысокие потолки, в центре стоит массивная кирпичная печь. Справа — небольшая кухня и крепкий обеденный стол, сразу за печью — спальня. Их разделяет занавеска. К нам сразу подбегают пять сыновей Дмитрия. Старшие смотрят на меня с недоверием. Дмитрий садится во главе стола, младший сын залезает к нему на руки и, широко раскрыв глаза, глядит на меня. Жена Дмитрия Елена разливает иван-чай по кружкам. Вскоре приходят другие жители.
Поселенцы регулярно собираются у Дмитрии Елены. В Любодаре еще не достроен «общий дом», поэтому праздники отмечают друг у друга или на улице. Сидят у костра, поют песни, вместе читают книги Мегре, сажают кедры и празднуют дни рождения. Водят хороводы, колядуют, на Ивана Купалу готовят постановку для детей, на День Победы вспоминают предков и поют военные песни.
Все садятся за стол, дети перестают обращать внимание на чужака, пьют чай, заедая конфетами. Дмитрий и Елена жалуются на вырубки леса вокруг поселения. Рассказывают, что писали обращения и пытались привлечь виновных к ответственности, но уперлись в бюрократию.
Один из «помещиков», Никита, спрашивает, почему я заинтересовался Любодаром. Ему 36, у него живые глаза и светлые волосы, собранные в хвост. Он одет в льняную синюю косоворотку в цвет глаз. Никита быстро и грамотно говорит, в руках он держит тетрадку, в которой аккуратным почерком выписан и выделен разными цветами список тем, который я отправлял поселенцам.
— Почему решили приехать к нам?
— По работе. Увидел движение, стало интересно, как люди живут.
— А бывали еще где-нибудь? — Никита продолжает интервью.
— Нет, вы первые, кто согласился. Остальные сразу шлют далеко.
Все смеются.
— Ну да, просто бывали случаи нехорошие…
— А нам повезло, у нас три года назад был хороший журналист, — перебивает Никиту его жена Татьяна. — Из местной газеты, хорошая статья была.
Все возбужденно вспоминают статью маленковской районной газеты.
— А книги Владимира Мегре читали? — с надеждой спрашивает Никита.
Все взрослые за столом замолкают.
— Первую и немного третью.
— Ну и как?
— Если честно, я не особо проникся… Не поверил, — жители явно разочарованы.
— Вообще, там самый изюм начинается с шестой, — как бы оправдывая меня, говорит Дмитрий, чуть повышая интонацию в конце предложения.
— А, то есть нужно было первые пять прочитать вначале?
— Да, первые пять — это разминка, — улыбаясь, говорит Никита.
Дела партийные и дела семейные
Мегре за четверть века написал 11 книг, посвященных Анастасии, кедрам и поместьям. Он даже создал свою альтернативную историю человечества, в которой древняя цивилизация праславян жила в гармонии с природой в «родовых поместьях», каждый человек был совершенным и мог общаться с Богом напрямую. Мегре пишет, что эта цивилизация погибла из-за насаждения христианства и утери высокодуховными «ведруссами» знаний предков.
Благодаря книгам Мегре анастасиевцы восстанавливают эти знания, строят поместья и занимаются политикой. В 2013 году Минюст зарегистрировал Родную партию, главная задача которой — принятие федерального закона о «родовых поместьях». Основой своей идеологии сторонники партии называют «образ жизни в родовых поместьях, который позволяет человеку стать свободным через осознание себя как человека совершенного, человека-творца».
Анастасиевцы требуют принятия закона, по которому каждая семья в России могла бы взять себе по сокровенному гектару земли и не платить налоги на выращенную на нем продукцию. Участники движения считают, что таким образом они вернут России национальную идею и сделают людей счастливыми. Они пишут законопроекты, пытаются участвовать в выборах и достучаться до властей всех уровней. Самой большой политической победой Родной партии стало обсуждение проекта закона в Госдуме, но дальше первого чтения он не пошел. В конце 2020 года Верховный суд и вовсе партию ликвидировал.
Жители Любодара тоже участвуют в жизни движения: пишут письма президенту, активно следят за всеми инициативами и надеются, что когда-нибудь закон о родовых поместьях для всех будет принят и жители России получат свои заветные гектары.
— Вот даже 10 соток — это не то. Это скученность какая-то. А тут гектар минимум. А на нем все свое. Это дает какое-то ощущение, каким-то вдохновением тебя заряжает. Как это сказать? — замешкался Дмитрий.
— Это все мое, родное, — Никита нараспев подсказывает строчку из стихотворения Владимира Орлова.
— Родовое поместье ведь для чего нужно? — объясняет жена Андрея Елена как по написанному, без запинок и пауз. У нее на руках младший сын, успевший слезть с отца, поиграть с кнопочным телефоном, удивленно поразглядывать меня и забраться к матери на колени, — Нужен гектар минимум, чтобы построить экосистему самовосстанавливающуюся. Не чтобы возделывать землю в огромных количествах, как фермеры на тракторах. Чтобы землю восстановить, чтобы землю любить. Сейчас люди живут в городах и не видят, что все леса вокруг загажены, что отдают их под московские помойки — никто не думает об этом. Только когда ты возьмешь свою зону ответственности, вот как мы, ты видишь, что ты делаешь своими руками. И в этот момент ты начинаешь осознавать, что вообще происходит. Люди в городе никогда этого не увидят и не смогут понять, что они разрушают то, что создал Творец. Нужно быть немного в сознании, чтобы понять: так дальше жить нельзя, это приведет к гибели самого человека. На наши три гектара лесорубы не придут. В государство лес отдали? Государство — это что-то безликое. Каждый ответственность за землю на себя не берет. Чиновники: я свое хапнул, в карманчик положил…
— Так, так, мы не против государства, — Никита с нервным смешком перебивает разгорячившуюся Елену. — Что ж ты так по ним ездишь…
— Мы, можно сказать, даже за! — помогает ему Дмитрий.
— Они стараются… — пытается оправдать власти Никита.
— Но они же не видят, что делают! — спорит Елена.
Все смеются.
Анастасиевцы действительно не выступают против властей (многие инициативы Родной партии участники пытаются продвинуть с помощью провластных структур), но к некоторым государственным институтам они относятся настороженно. Например, каждая семья сама решает, нужно ли отправлять детей в школу. При этом многие участники «Звенящих кедров» обучают их дома сами, используя в том числе альтернативные методики.
— В городе все вынуждены работать, воспитание детей перекладывается на общественные институты. Ребенка отдаешь в садик и целый день его не видишь. Получается, его воспитанием занимаются чужие люди, — Никита старается следовать написанному плану, теребя в руках тетрадку, — а ребенок понимает, что он не нужен своей семье. И я думаю, что это влияет на психику. А потом школа. Там столько времени тратится на подготовку к институту! Получается, человека готовят быть частью этой системы. А у нас образование и воспитание детей полностью реализовано в семье и ориентировано на семью. Здесь важно понятие Родины для каждого человека, что у каждого рожденного человека Родиной должен стать участок земли, — Никита зачитывает свою тетрадку с фразами.
— Школа — не самый эффективный способ обучения детей, но самый удобный для работающих родителей, — добавляет Татьяна.
— Мы за образование, просто мы будем давать его более эффективным способом, — вторит жене Никита.
— А у вас как в Любодаре? На домашнем обучении дети?
— На семейном, — объясняет Елена. — Это когда мы сами учим детей, к нам не приходят учителя. Мы сдаем аттестации, но можем отсрочить их как нам удобно, пойдем позже сдавать, если что.
— Идешь в темпе ребенка. Детей мало, есть возможность заниматься с каждым из них. Мы, конечно, планируем построить школу. У меня первое образование техническое, второе — педагогическое, я всем детям преподаю математику, геометрию, физику могу тоже, — скромно добавляет Никита.
— А русский мы сами, — Елена и Татьяна кивают. — Учебники вот советские нашли. Такие хорошие!
— А если дети захотят уехать? Поступить в институт?
— Мы здесь их подготовим, дадим им те предметы, которые нужны для поступления. Если сами не сможем, найдем специалистов. Но мы сейчас тоже ездим в город, и у детей есть возможность сравнивать образы жизни. И они, как правило, говорят, что им в квартире скучно, нечего делать. Они просятся домой, в поместье, — рассказывает Никита с гордостью.
— Вы хотите, чтобы ваши дети выросли…
— Родовыми помещиками! — смеется Елена.
— Счастливыми людьми! — Никита тоже смеется. — Ты покажи мне пример счастливого человека в городе!
— Цивилизация пошла по технократическому пути развития, а не по биологическому, — Татьяна, будто ребенку, который залез не туда, объясняет мне устройство мироздания. — Ты спрашиваешь, чем займутся наши дети? Если выбрать родовые поместья, то человек, рожденный в природных условиях, вскроет в себе другие способности. Как редкие люди, которые умеют читать мысли, как экстрасенсы. Это не сказки. Из-за технологий человек потерял такие способности.
— Это пока теория, — добавляет Никита. — Мы пытаемся это доказать.
— Чтобы понять все это, лучше прочитать книжки, — подсказывает мне Татьяна.
Большинство анастасиевцев — вегетарианцы или сыроеды. Они надеются, что натуральные продукты защитят их от болезней. Клиническую медицину они не отрицают, но обращаются к ней только в экстренных случаях. Многие из анастасиевцев не прививаются и боятся чипирования. Ближайшая больница от Любодара находится в 35 километрах.
— В городах почему болеют? — берет слово Елена. — Потому что люди скученно живут.
— Мы не отрицаем медицину, просто мы редко в ней нуждаемся, — Татьяна перебивает подругу. — Если только ребенок упал, у нас же тут нет рентгена. А сопельки потекли — мы что, сразу побежали таблетки химические покупать? Такого у нас нет. Мы закаляемся, едим здоровую пищу. Хочешь быть здоровым — занимайся собой сам. Если у меня дети не болеют, то зачем мне их прививать?
— Для меня это был решающий фактор, — продолжает Елена. — Именно дети. Я всегда мечтала о детях, чтобы у меня их было много. Для меня всегда было очевидно: дети идут в садик и постоянно приносят оттуда сопли, а из роддомов приносят инфекцию. Чтобы этого не было, нужен иммунитет, а он возможен только в доме. В родной микрофлоре человек может быть здоровым. Сначала я просто не хотела отдавать ребенка в садик, потом я прочитала книги Мегре. И я поняла, что в городе оградить ребенка от всего этого невозможно. У меня детей пятеро, они все здоровы, соплей практически не бывает, болели очень мало. Болел старший в основном, который ходил по поликлиникам и прививался. Я на нем огребла, поняла, что не нужно лишний раз там появляться. Люди сами создают себе инфекции, а потом пытаются это исправить.
Творец и автор
Анастасиевцы верят в единого Бога для всех конфессий и в Анастасию. Она смогла сохранить образ жизни и сверхспособности, которыми когда-то якобы владели все люди. Участники движения считают, что религии — буфер между творцом и человеком, и не важно, в какие именно обряды обличено общение с Богом. Некоторые анастасиевцы активно интересуются эзотерикой и неоязычеством, но утверждать, что все участники движения верят в славянских богов и занимаются медитациями и духовными практиками, невозможно. Местами силы, кроме поместий, они считают дольмены — каменные сооружения, которые строили в II-III тысячелетии до нашей эры. В них якобы медитировали древние мудрецы, а камни накопили их знания и энергию.
Магистрант Новосибирского государственного университета, исследователь движения Евгения Чиркина рассказывает, что сектантами анастасиевцев обычно называют «представители официального православия». У сторонников движения нет ясно сформулированного религиозного учения, а мировоззрение анастасиевцев, сформированное под влиянием книг Мегре, имеет «пеструю и смешанную природу». Она объясняет, что в нем «непротиворечиво сочетаются христианская мифология, дохристианская славянская мифология, постулаты восточных традиций, идеи экологического движения и дауншифтинга. В своих практиках анастасиевцы пересекаются с субкультурой славянского неоязычества на почве стремления к возрождению традиций предков и почитания природы».
Жители Любодара три года назад видели автора книг о «Звенящих кедрах» воочию. Когда они пересказывают куски его произведений или пытаются объяснить свое мировоззрение, то всегда говорят от лица Анастасии, а не автора. «Анастасия сказала, что к Мегре придут люди, которые лучше поймут, что Анастасия ему рассказала». Они искренне верят, что она существует. «Это же вопрос веры. Когда веришь, никакие доказательства не нужны».
— Кто для вас Мегре?
— Автор книг, — хором отвечают помещики.
— Он один из нас, мы ему очень благодарны, что он нам рассказал, показал, вдохновил людей. Это его главная заслуга, — глаза Елены радостно блестят.
— Ну у него, у его семьи есть бизнес, что-то производят, хорошая продукция из кедра. Это его, мы какое отношение к этому имеем? — пожимает плечами Дмитрий. — Он не гуру, не учитель какой-то, он не лидер.
— Он просто предприниматель и писатель. Он даже не автор информации, а передатчик. Анастасия ему рассказала, а он записал и передал знания, — оправдывает Мегре Татьяна.
— И хорошо, не сотворяется из него кумир, — заключает Никита.
Еще в 1999 году Владимир Мегре признал на суде, что выдумал Анастасию. Тогда писательница и эзотерик Ольга Стукова пыталась доказать, что Анастасия реально существует. Она выпустила книгу «Путь Анастасии и других учителей человечества», а Мегре посчитал это нарушением авторских прав. Чтобы выиграть дело, он заявил, что Анастасия — «образ-символ, т.е. самостоятельный художественный образ, имеющий эмоционально иносказательный смысл». Суд Мегре выиграл, тираж книги Стуковой был арестован.
Признание того, что Анастасии не существует, не помешало идеологу движения сделать на книгах бизнес. Владимир Мегре и его семья владеют как минимум четырьмя компаниями, суммарная выручка которых за 2018 год, по данным сервиса «РБК Компании», составила около 50 миллионов рублей. Семья писателя занимается издательским бизнесом, владеет «Природной аптекой», где продают изделия из всего, что связано с кедрами. Семья Мегре выпускает, например, «эликсир Мегре в каплях» по пять тысяч рублей за 30 миллилитров.
***
«Саша у нас — да, такой… ищущий, много всяких духовных вещей прошел. Я лично никогда ничем особо не интересовался — эзотерическими, ведическими вещами, — рассказывает Дмитрий. — Я думаю, что большинство людей просто почитали книги, и их щелкнуло. В плане, что мировоззрение Анастасии объединяет. Она говорит: вот она, Земля! И смотреть на нее через полумесяц или крест — ограничивать себя в восприятии действительности. Мы себя называем анастасиевцами, а на самом деле мы — ведруссы, русские люди. Хотя нам до них еще расти и расти…» — Дмитрий замолкает и глубоко задумывается.
К Дмитрию и Елене заходит еще один сосед — Александр, ему под 60, но выглядит он моложе своих лет. У него соломенные волосы, прическа под горшок и коротко стриженные светлые усы. Он пристально оглядывает меня и крепко пожимает руку. Спрашивает, читал ли я книги, и немного заносчиво, по-южному произнося «гэ», рассказывает о своем опыте столкновения с божественным.
В молодости Александр занимался альпинизмом, и от срыва в ущелье его спасло прикосновение мягкой руки. Он считает, что его спас кто-то из его предков или ангел хранитель, а точку, где к нему прикоснулась эта рука, ощущает до сих пор.
Он долго рассказывает мне про эзотерические системы, энергии и на примере показывает, как очистить еду от «информационного негативного воздействия других людей». Александр привязывает к шайбе нитку. Накручивает три раза на палец, кладет перед собой пирожок, приготовленный Еленой, ставит локти на стол и держит маятник двумя руками над пирожком. Закрывает глаза. Шайба постепенно перестает крутиться из стороны в сторону. Он объясняет, что нужно сконцентрироваться на чем-то хорошем. Маятник едва движется. Вслух спрашивает: «Полезно ли это мне?» Пару секунд ничего не происходит. Затем маятник начинает раскачиваться влево и вправо.
— Во! Видишь, говорит, что неполезно.
Елена подается вперед, прищуривается и внимательно рассматривает свой пирожок.
— А теперь нам нужно благословить эту еду.
Александр крестит пирожок три раза, говорит: «Господи благослови, очисти ее», и снова ставит руки на стол. Маятник успокаивается и начинает идти вперед-назад.
— Вот, сказал, что можно теперь есть.
Все в восторге. Елена радостно рассказывает, что намеренно пробовала раскачивать маятник в другую сторону, но ничего не вышло.
— Не веришь? Сам попробуй!
Я наматываю нитку на палец. Александр поправляет меня:
— Не так. Не нитку вокруг пальца, а палец вокруг нее.
Исправляюсь. Подношу маятник к пирожку. Елена внимательно смотрит на отвес. Все замолкают. Я с ужасом смотрю на маятник. Пытаюсь не думать о том, что глупо выгляжу, и что будет, если все сработает. Шайба на конце нитки успокаивается. Спрашиваю о полезности пирожка. Отвес чуть отклоняется от меня и начинает слабо раскачиваться вперед-назад. Елена улыбается. Вдруг нитка соскакивает с моего пальца и маятник падает на стол. Все смеются.
— А это что тогда?
— Это уже новый уровень, не нужно тебе заниматься этим, — смеется Никита, не отпуская тетрадку.
— Тяжело нам. И родственники не все понимают, и когда тебя все время сектантом называют, неприятно, — жалуется Татьяна.
— Знаете, со стороны очень тяжело понять.
— Мы же тоже не всю жизнь жили в этой теме. Не все готовы понять, окунуться во все это. Есть страх у людей быть не такими, как все, — с грустью произносит Татьяна.
